У Даля непосредственно перед СТЕРВОЙ идет глагол
...СТЕ́РБНУТЬ <…> твердеть, коченеть, терпнуть, тупеть, черстветь, коснеть —
намечающий этимологический ход от затвердения к околению, а соответствующий ему диалектный глагол совершенного вида:
...ОСТЕ́РБНУТЬ окрепнуть, после хвори, —
напротив, связывает затвердение с укреплением здоровья.
Промежуточное положение между омертвляющими и оздоровляющими коннотациями корня СТЕРБ- занимает древнерусское слово стьрбль ‘человек зрелого возраста’ и соответствующее прилагательное стьрблый. А непосредственно за ними идут стьрво, стьрвь ‘труп’ и стьрвеный ‘плотоядный’ [СДЯ 1893–1912: III (1), 586–587], причем хищность здесь, по-видимому, не ограничивается поеданием падали, а распространяется на любую добычу, чем, возможно, объясняется развитие семы по-звериному здоровой ярости в словах остервенение, остервенелый и под. Ср. сходное примирение плото- и стервоядности в этимологическом комментарии к слову СТЕРВА в новейшем толковом словаре:
...СТЕРВА/СТЕРВО — первонач. «остатки, куски мяса домашнего животного, растерзанного диким зверем».
Вслед за привлечением древнерусских данных естественно обратиться к этимологическим словарям, каковые разворачивают широкую картину славянских, балтийских и других индоевропейских сближений, возводимых к и.-е. *(S)TER(BH), *(S)TER(P)- ‘твердеть, коченеть’. У его славянских потомков поражает устойчивость, с одной стороны, семы ‘мертвое тело, труп, а с другой — ‘крепкость, здоровье, исцеление’. Предположительно к единому этимологическому древу относятся такие разные слова, как русск. стервец, стервятник, стервенеть, терпеть, (о)торопеть ‘выздороветь’, сербо-хорв. острабити ‘вылечить, др-русск. тереба ‘треба, жертвоприношение’, русск. теребить ‘корчевать’, истреблять; лат. torpor ‘оцепенение’, др-греч. stereos ‘крепкий, твердый’ и… нем. sterben ‘умирать’ [ЭСРЯП 1914: II, 382–383; ЭСРЯФ 1964–1973: II, 144; III, 756–757; IV, 45–46; ИЭССРЯ 1994: II, 202; DRLE 1948: 204; Melenciuc, Camenev 2008: 128].
Неожиданное появление в этом этимологическом реестре слова sterben возвращает нас к предсмертной реплике Чехова.
В его ранних рассказах встречаются как остервенение, так и стервец и стервоза.
...А вдовица, известное дело <…> Скопидомка <…> Кругом его ощипала <…> Взяла, стервоза, да и отпорола его красную подкладку себе на кофту, а вместо красной подкладки серенькую сарпинку подшила
Для портного наступила новая эра. Просыпаясь утром и обводя мутными глазами свой маленький мирок, он уже не плевал с остервенением…
Петр Демьяныч взял котенка за шею и потыкал его мордой в мышеловку.
— Гляди, стервец! Возьми-ка его, Прасковья, и держи… <…> Когда я выпущу мышь, ты его тотчас же выпускай
Так что сомневаться в знакомстве Чехова с этим словарным гнездом не приходится. Но нет и оснований предполагать у него и у обэриутизировавших его собратьев по перу сознательное владение мощной этимологической клавиатурой. Тем более поражает точность попадания. Ведь перед нами не просто двуязычный каламбур, но и скрытый, уходящий в седую древность, этимологический дублет, то есть — в сравнительно-историческом смысле — одно и то же слово. Как говорил Остап Бендер, «вас обманули. Вам дали гораздо лучший мех. Это [не мексиканский тушкан, а] шанхайские барсы».
Ich Sterbe = Эх, стерва! Тут и смерть, и неверная жена, которая будет питаться его трупом еще полвека, и окоченение, и надежда окрепнуть, и, значит, жизнь, наверное, добавленная Битовым, чтобы смягчить цинизм влагаемой в уста умирающему классику хохмы. Интересно, знал ли он, что доктор Йозеф Швёрер был пророчески женат на Елизавете Васильевне Живаго?
Начнем с довольно простого случая — финала стихотворения Наума Коржавина «Легкость» (1949):
ЛЕГКОСТЬ
(За книгой Пушкина)
Все это так: неправда, зло, забвенье…
Конец его друзей (его конец).
И столько есть безрадостных сердец,
А мы живем всего одно мгновенье.
5 Он каждый раз об это разбивался:
Взрывался… бунтовал… И — понимал.
И был он легким.
Будто лишь касался,
Как будто все не открывал, — а знал.
А что он знал?
Что снег блестит в оконце.
10 Что вьюга воет. Дева сладко спит.
Что в пасмурные дни есть тоже солнце —
Оно за тучей греет и горит.
Что есть тоска, но есть простор для страсти,
Стихи и уцелевшие друзья,
15 Что не теперь, так после будет счастье,
Хоть нам с тобой надеяться нельзя.
Да! Жизнь — мгновенье, и она же — вечность.
Она уйдет в века, а ты — умрешь,
И надо сразу жить — и в бесконечном,
20 И просто в том, в чем ты сейчас живешь.
Он пил вино и видел свет далекий.
В глазах туман, а даль ясна… ясна…