Поэтика за чайным столом и другие разборы - Страница 266

266

256

Алмеи ценились за исполнение танца осы (или пчелы): имитируя защиту от назойливых укусов, танцовщица снимала, одно за другим, свои покрывала и одежды, пока не оставалась совершенно обнаженной [Панова 2006: I, 354–355].

257

Примерно так, как «прав» Иуда, давший Иисусу возможность выполнить предначертанную роль, — сюжет обыгрывавшийся в литературе Серебряного века, в частности в «Иуде Искариоте» Л. Андреева (1907).

258

Попытку осмысления подобных дискурсивных манипуляций местоименной референцией см.: Жолковский 2009б: 76–77.

259

Советские обертоны вносятся, среди прочего, вменением в вину герою (в других текстах анреповского цикла) предательства родины.

260

Ср. известную историю третирования ею — в стихах и в жизни — не женившегося на ней В. Г. Гаршина.

261

Ср. еще: Стать бы снова приморской девчонкой и т. д.; Но иногда весенний шалый ветер <…> Или улыбка чья-то вдруг потянут Меня в не-состоявшуюся жизнь. В таком году произошло бы то-то, А в этом — это <…>. Сродни этому инварианту — мотив одновременного обладания несколькими мужчинами: Отчего же, отчего же ты Лучше, чем избранник мой?; Со мной всегда мой верный, нежный друг, С тобой твоя веселая подруга.

262

Подразумевается, конечно, перформатив, которому суждено было стать примером номер один в системе Дж. Остина; отметим, однако, юридическую сомнительность статуса «подруги».

263

Эта высшая сущность то растворялась в природе (во вьюге, зелени деревьев), то воплощалась в прекрасное женское тело (Елены Троянской, проституток и проч.); см.: Панова 2006: II, 223–224.

264

Ср., например: Ведь я не прекрасная больше, не та, Что песней смутила его; И если вернется та ночь и к тебе В твоей для меня непонятной судьбе; Я была твоей бессонницей; Когда о горькой гибели моей Весть поздняя его коснется слуха, <…> И сразу вспомнит <…> И вдоль Невы несущуюся вьюгу.

265

Ср. «Русь» (1906) Блока: Где буйно заметает вьюга До крыши — утлое жилье, И девушка на злого друга Под снегом точит лезвее.

266

О нем см.: Жолковский 2009а. Не исключено, что любовно-корабельный сюжет возник как примерка на себя элементов реального эпизода — романического сближения Анрепа с М. А. Волковой (его будущей гражданской женой) на корабле, увозившем его от АА к законной жене, Helen Maitland [Струве 2005 [1983]: 588].

267

«Она <…> объявляла себя первым по времени ахматоведом, с объективным мнением которого, как ни с чьим другим, придется считаться всем последующим» (Найман 1989: 88; выделено Найманом. — А. Ж., Л. П.).

268

Из имеющихся свидетельств выстраивается примерно такая картина.

...

Согласно художнице Ольге Делла-Вос-Кардовской (в передаче Алексея Смирнова), лесбийские романы АА отравили жизнь ее первому мужу: «Кардовские имели полдома в Царском Селе. Другую половину занимали <…> Гумилевы, чей сын стал известным поэтом <…> несчастно женатым на <…> Ахматовой-Горенко, жертве общественного темперамента целого сонмища московских и питерских лесбиянок, с которыми она постоянно наставляла витые бараньи рога мужу и другим мужчинам своей долгой половой жизни»; «Аня <…> часто приезжала из Петербурга домой на рассвете, совершенно разбитая, с длинной шеей, покрытой засосами, и искусанными губами. Потом, после таких загулов, она обычно спала полдня, а потом уезжала снова»; «Всерьез Ахматова любила, наверное, одну Глебову-Судейкину, свою сожительницу, о которой до смерти говорила с большой теплотой».

О союзе АА с Судейкиной дают представления мемуары их младшей современницы, посещавшей в начале 1920-х гг. их квартиру на Фонтанке, 18, Ольги Гильдебрандт-Арбениной (ср. в особенности — многозначительное сравнение с взаимоотношениями «низвергнутой [императрицы] Анны Леопольдовны» и «верн[ой] Юли[и] Менгден», Гильдебрандт-Арбенина 2007 [1978]: 153). Бисексуальность Судейкиной была известна современникам, в частности Н. С. Гумилеву и Гильдебрандт-Арениной: «Гумилеву были „противны“ такие женщины, как Глебова-Судейкина и Паллада [Богданова-Бельская]» [Там же: 130]; «[О]собым поводом для ревности Сергея [Судейкина], по устным разъяснениям О. Н. Арбениной, были некоторые „тенденции“ Ольги, за которые ее, как и „Палладу“, не любил Гумилев, а муж вышвырнул за порог, обмотав вокруг руки косу» (см.: Толмачев 2002). Можно привести также дневниковую запись Н. Пунина от 17 июля 1923 г. о совместном быте АА и Судейкиной: «Ворвалась Ольга, раздетая, увидев меня, ахнула и крикнула Ан., чтобы та ложилась спать на ее кровать. Ан. очень огорчилась тому, что Ольга меня увидела, так как та неминуемо расскажет об этом своему кавалеру. Мне тоже было неприятно от такого декамерона, и пожалел, что пришел. Ан. не захотела лечь на Ольгину постель, сказала, что будет спать на кушетке» [Пунин 2000: 193]. АА сильно тосковала по Судейкиной после того, как та перебралась в Париж: «„Я к ней хорошо относилась <…> Хорошо <…> Очень“ <…> С грустью и любовью говорила о ней» [Лукницкий 1997: 167].

Еще один ставший известным роман — с Фаиной Раневской, в Ташкенте, в апреле — декабре 1942 г. Чуковская в своем дневнике упоминает о «ночевках» Раневской у АА (их подтверждает и П. М. Железнова, комендант ташкентского общежития; Дувакин 1999: 195), о губительной для АА «репутации» Раневской, о сокрытии отношений с Раневской от В. Г. Гаршина и т. п. (см.: Чуковская 1997: 425–515). Примечательно наличие в ряде мест купюр, сделанных самой мемуаристкой, а также полное отсутствие комментариев ко всем этим загадочным пассажам в вообще-то щедро откомментированном издании, — как и гробовое молчание на подобные темы в летописи Черных 2008.

266