Поэтика за чайным столом и другие разборы - Страница 252

252

Некоторая семантическая загадочность глагола меркнуть восходит к его употреблению в «Слове полку Игореве» (Длъго ночь мерькнет), толкуемому переводчиками и исследователями по-разному — в смысле как долго длящейся тьмы, так и постепенного ее убывания (см. Слово о полку 1967: 46, 483–484; в связи с «Меркнут знаки Зодиака…» Заболоцкого, 1929/1933, см. Жолковский 2011б: 389–394).

65

О них см. Жолковский 2011а: 65–91. Здесь применен вариант «зловещего», состоящий в нагнетании атмосферы опасности, подстерегания, подкрадывания и других подозрительных маневров, ср.:

...

Иван-да-марья, зверобой, Ромашка, иван-чай, татарник, Опутанные ворожбой, Глазеют, обступив кустарник;

По Каме сумрак плыл с подслушанным;

Но ты уже предупрежден. Вас кто-то наблюдает снизу ;

Предупрежденьем о Дарьяле Со дна оврага вырос Ларс;

Вы узнаны, ветки! Прохожий, ты узнан!;

Еще я с улицы за речью Кустов и ставней — не замечен, Заметят — некуда назад;

Тише, скакун, — заподозрят; И к каждому подкрадывался вихрь;

Подводит шлях, в пыли по щиколку, Под них свой сусличий подкоп;

Воспользовавшись темнотой, Нас кто-то догнал на моторе .

Есть и примеры подобного описания грозы, ср. финал 3-го стихотворения цикла «Сон в летнюю ночь» («Пианисту понятно шнырянье ветошниц.»; 1921): Когда, подоспевши совсем незаметно, Сгорая от жажды, гроза четырьмя Прыжками бросается к бочкам с цементом, Дрожащими лапами ливня гремя.

66

Таковы, например, следующие пассажи, предвосхищающие ГМН в целом ряде отношений (см. выделения полужирным):

В «Руслане и Людмиле» —

• эпизод похищения Людмилы: Вдруг Гром грянул, свет блеснул в тумане, Лампада гаснет, дым бежит, Кругом все смерклось, все дрожит, И замерла душа в Руслане <…> И кто-то в дымной глубине Взвился чернее мглы туманной <…> Встает испуганный жених <…> Трепеща, хладною рукой <…> Хватает воздух он пустой; Людмилы нет во тьме густой, Похищена безвестной силой (Песнь I);

• преследование Фарлафа Рогдаем: Фарлаф <…> Обедал в мирной тишине. Как вдруг он видит: кто-то в поле, Как буря, мчится на коне; И времени не тратя боле, Фарлаф, покинув свой обед <…> Вскочил в седло и без оглядки Летит — и тот за ним вослед «Остановись, беглец бесчестный! <…> Презренный, дай себя догнать! Дай голову с тебя сорвать!» (Песнь II);

• предательское обезглавливание Черномором своего брата: Лежу, не слышу ничего, Смекая: обману его! Но сам жестоко обманулся. Злодей в жестокой тишине. Привстав, на цыпочках ко мне Подкрался сзади, размахнулся; Как вихорь, свистнул острый меч, И прежде чем я оглянулся, Уж голова слетела с плеч (Песнь III);

• а также воспоминания Руслана о похищении Людмилы, его «эпическое» сравнение с похищением курицы коршуном и затем схватка Руслана с Рогдаем (Песнь II), перипетии поединка Руслана с Черномором и нечаянное сбивание Русланом шапки со спящей Людмилы (Песнь V).

В «Гавриилиаде» (написана в 1821) — бой Гавриила с Сатаной, который Архангела ударил прямо в зубы. Раздался крик, шатнулся Гавриил <…> Но вдруг восстал, исполнен новым жаром, И сатану нечаянным ударом Хватил в висок <…> Подземный царь <…> С архангела пернатый сбил шелом <…> Схватив врага за мягкие власы, Он сзади гнет могучею рукою <…> Уж ломит бес, уж ад в восторге плещет; Но, к счастию, проворный Гавриил Впился ему в то место роковое <…> Лукавый пал, пощады запросил И в темный ад едва нашел дорогу;

В «Полтаве» (1828) — казнь Кочубея и Искры: На плаху, Крестясь, ложится Кочубей <…> Топор блеснул с размаху, И отскочила голова. Все поле охнуло. Другая Катится вслед за ней, мигая…;

У Лермонтова в «Мцыри» (1839) — схватка героя с барсом: Я ждал. И вот в тени ночной <…> и начал он Сердито лапой рыть песок, Встал на дыбы, потом прилег, И первый бешеный скачок Мне страшной смертию грозил… Но я его предупредил. Удар мой верен был и скор <…> Он застонал, как человек, И опрокинулся <…> Ко мне он кинулся на грудь: Но в горло я успел воткнуть И там два раза повернуть Мое оружье… Он завыл, Рванулся из последних сил <…> Сдавил меня в последний раз…

Лермонтов доводит пушкинскую технику до предела, даже используя некоторые конкретные находки; ср. в «Тазите» (опубл. 1837): Врага ты навзничь опрокинул, Не правда ли? Ты шашку вынул, Ты в горло сталь ему воткнул И трижды тихо повернул <…>?.

Более поздний, уже после ГМН, пример обыгрывания подобной соревновательной динамики — в «Что это было?» Хармса (1940; см.: ).

67

В поэтическом разделе «Национального корпуса русского языка» формы слова охапка зафиксированы 111 раз, преимущественно в предсказуемых сочетаниях с ветками, цветами, сиренью, маками, астрами, сеном, хвоей и т. п., но иногда в более смелых — с бухгалтерскими счетами (Эренбург), электрическими проводами (Кирсанов), винтовками (Б. Корнилов) и даже словами (Эренбург), а дважды, но уже после ГМН и явно под его влиянием, — с молниями (Маяковский, «Для малограмотных» [ «Пятый Интернационал», 2], 1922; Антокольский, «Идут года — тридцать восьмой, девятый…» [ «Сын», 4], 1943).

Почти четверть вхождений слова охапка (25) — в рифменной паре с шапкой; из них всего два до Пушкина (Крылов в «Демьяновой ухе» (1813); И. И. Дмитриев в поэме-сказке «Причудница» (1794), с которой «Руслан и Людмила» перекликается в ряде отношений) и всего девять — между Пушкиным и ГМН.

252